Владимир Александрович, как давно Вы работаете в отделении?
В этом отделении я работаю с 1989 года, пришел сюда ещё в ординатуру, потом в аспирантуру, а с 1994 года стал врачом отделения. Заведующим отделения я стал два с половиной года назад. Конечно, прибавилась административная работа, ответственность, но существенно для меня ничего не изменилось.
Вы любите свою работу? Она, наверное, не отпускает?
И дома и на отдыхе, где угодно есть забота и переживания о пациентах. Наверное, если бы я не любил свою работу, я бы столько лет не работал врачом.
Что для вас в работе самое приятное?
Самое приятное, когда твои пациенты через несколько лет приезжают в гости, или когда, например, они сообщают, что кто-то стал мамой, папой. У некоторых моих пациентов уже и внуки скоро пойдут. Когда добиваются профессиональных успехов, я многими из них горжусь.
А самое сложное?
Иногда сложно донести информацию, объяснить родителям насколько серьёзная ситуация…
Вам бывает страшно, когда вы идёте в операционную?
Если доктору страшно, значит, он на эту операцию не идёт. Прежде чем настроиться на операцию, нужно для себя продумать, что ожидаешь там увидеть и каким образом справиться с этой ситуацией. Двух одинаковых пациентов не бывает, у каждого всё серьезно, но по-своему. Иногда, казалось бы, самые простые операции начинают переходить в сложные, а бывает наоборот. Мы для себя прорабатываем в уме несколько вариантов возможного развития событий.
Вы смотрите медицинские сериалы?
Да, иногда я смотрю «Интерны», там есть интересные моменты.
А почему вы решили стать именно доктором-онкологом, почему детским доктором?
Мне хотелось реально помогать людям, поэтому я и выбрал онкологию, здесь очень виден результат, врачебный процесс. Мы стараемся, медицина движется вперёд. Хотелось бы дождаться того времени, когда результатом будет стопроцентная выживаемость, выздоровление. А с детьми очень приятно и работать и общаться. Дети чистые и непосредственные, они не умеют обманывать. Если плохо – лежит в постели, только чуть полегчало – его не удержать.
Очень часто в таких отделениях детям делают болезненные манипуляции, дети плачут, что вы им говорите, как успокаиваете?
Если ребёнок контактный, то мы стараемся ему всё объяснить – что и для чего мы делаем – и очень часто дети всё понимают.
Как вы считаете, связано ли выздоровление с психологическим настроем пациента?
Положительный настрой очень важен. Это мы говорим про взрослых детей, которые осознанно относятся к своему заболеванию.Малыши все настроены положительно, они все оптимисты! Не только лекарства, но и внутренние силы пациента должны помогать бороться с болезнью. А если все опустили руки, то, при любых усилиях, мало что можно сделать…
Были ли на вашей практике чудеса, когда медицина говорила, что «всё», а ребёнок выживал?
Единичные случаи были.
Что нужно онкологическим пациентам, кроме лекарств и операций?
Этим детям необходимо хорошее, доброе отношение окружающих. В первую очередь – семьи. Ребёнок должен чувствовать поддержку. От более старших детей в отделении, от родителей, от медицинского персонала, от волонтёров.
Есть ли какая-то статистика, скольким детям вы помогли?
Мы делаем в отделении двести с небольшим операций в год, из них больше ста операций – это большие, тяжелые, серьезные операции, многие из которых мало ещё где в нашей стране могут сделать.
По вашему ощущению сейчас людей, которые помогают детям, стало больше или меньше?
Мне кажется, что люди стали добрее относиться к нашим детям. Может, некоторые сталкивались с этим диагнозом в семье или у друзей и понимают, как это всё тяжело и непросто.
А роль благотворительности?
Роль благотворительности очень большая. Это очень важно, что у врачей не болит голова о многих проблемах. Например, о расходниках, которые уходят в огромных количествах, о платных обследованиях, которые проводятся в других больницах. Нам намного спокойнее от понимания, что мы имеем возможность применять именно то лекарство, которое необходимо ребёнку вне зависимости от того есть, оно на данный момент в больнице или нет.
Лекарство от рака – это фантастика?
В 30-40 годы, когда изобрели пенициллин, решили что со всеми инфекциями справились. Но оказалось, что всё не так просто: появились микробы, которые стали устойчивы к пенициллину, оказалось, что на грибы, например, он никак не воздействует. Точно также и опухоли, они имеют совершенно разную структуру и соответственно при каждом виде заболевания назначается своё лечение. Какого-то одного универсального лекарства, которое бы помогало при всём, я думаю, что никогда не будет. Сейчас пока в медицине о стопроцентном излечении от рака речи не идет.
А о каком идёт, каковы проценты?
Если пациенты своевременно и правильно получают лечение, если мы говорим о незапущенных стадиях, то, по нашим данным, выздоравливают до 75% детей. В запущенных случаях – 25-30%. Очень важно родителям быть внимательными к своим детям не бояться ходить в поликлинику.
На что особенно следует обращать внимание родителям? Как понять что что-то не так, ведь часто опухоли протекают практически бессимптомно?
Основное внимание следует обратить на то, как ведёт себя ребёнок. Здоровый ребёнок обычно – это непоседа, юла, он не должен сидеть на одном месте, ребёнок постоянно совершает для себя грандиозные открытия, интересуется всем. Если ребёнок стал вдруг сидеть в уголочке, часто прикладываться, полюбил сидячие игры, то стоит задуматься, почему ребёнок не так активен, как раньше. Мы говорим про детей, которым 2, 3, 4 года. Или во внешнем виде что-то изменилось, появилась шишка или, например, асимметрия. Всё это поводы для обращения к врачу.
А есть какие-то самые простые анализы, исследования, которые можно сделать?
Даже банальный анализ крови с уровнем СОЭ, УЗИ живота. Универсальных анализов, которые бы сразу и точно показали, кто больной, кто здоровый – нет. Но если бы хотя бы раз в год родители делали детям УЗИ, то многие заболевания выявлялись бы на ранних стадиях. А это очень важно.
Какой совет вы можете дать родителям, которые только столкнулись с этим диагнозом?
Не опускать руки – большинство заболеваний в детской онкологии лечатся.
Источник статьи:
18 марта 2020